Вновь память делает пассаж

Всех жизней призрачный коллаж. 

Холсты…смотрю на них часами,

вновь память делает пассаж… 

и снова старыми ключами

открыта дверь, куда уйти

уже никто из нас не сможет,

пунктира давние пути

опять мой разум растревожат.

Ищу ошибки прежних бед,

 чтоб победить свою усталость,

и мыслей длинный парапет

уходит в призрачную дальность

в стремленье истину постичь

в пробелах прошлого сознанья -

и снова новый холст… и  кисть,

и красок нежное слиянье.

Стекает пряное вино

из кубка вечности Вселенной

и растворяет все, что до…

в такт сердцу вновь самозабвенно

вдыхаю сладкий аромат 

всех чувств в искрящемся потоке. 

Я не вернусь туда, назад…

Где было слишком одиноко.

Ветра полночные тихи,

несут победы и удачи,

а все, что до…лишь боль стихий, 

в которых даже боги  плачут.

© Copyright: Марина Гербер, 2009

Снежные мотыльки

Ночь раскрывает тайники,

И берег ледяного неба,

Готовый с легкостью руки

Придать всем чувствам для разбега

Страсть вдохновенья пылких звезд,

Неугомонных в непогоду,

Где носом тычется мороз

В любви окрепшие сугробы.

Бесхозно падает луна,

Забыв корсет для бальных платьев,

И, наготою тень дразня,

Уйдет искать твои объятья.

А стаи белых мотыльков,

Кружась над бездной хладнокровно

С мечтой, что встретив двойников,

Прижаться смогут к ним нескромно.

Снаружи – лед, огонь – внутри,

И к удивлению прохожих

От счастья плачут мотыльки…

Мы так с тобой на них похожи.

© Copyright: Марина Гербер, 2010

Солдатики

Я пришла рассказать о солдатиках нашей Вселенной,

что вернулись сюда навсегда в сотый раз умирать

за тебя и меня, за идею простых переменных,

что устало качает хромые весы и опять

поднимает с восходом пропахшие порохом мысли

и въедается в кровь с остановками в точке "Дуоль",

разлагая "да", "нет" в "может быть", и слезливой промывкой

превращает оторванный путь в осязаемый ноль.

С виду, точно такие как мы,  без петлиц и шевронов,

только грусть, что не верит давно в притяженье Земли

в каждом взгляде, от старых светил до безликих притонов,

и в немом, не имеющем срока, призыве: "Пошли".

За стеной огневой оставляют солдатики Слово,

что в начале начал стало меткой незримой игры,

в ней охотятся дни-близнецы за зеркальной основой,

отражающей острое жало двуликой луны.

Я хотела так много сказать, но поймут единицы,

те, кто смотрят на небо, а видят кристальное дно,

кто прошел каждый кубик пространства и знает границы

между жизнью и твердыми мыслями «Предрешено».

Отмеряют солдатики время своими шагами,

что проходит сквозь них от рожденья до горькой золы

и ночами гуляет по сонным дворам сквозняками.

Слышу я  в переулках рассвета немое: «Пошли».

© Copyright: Марина Гербер, 2011

Под холодом звездных огней

Не труби медный марш, не встречались мне гении в жизни,

по куплетам сложившим судьбу из приближенных звезд,

петли ржавые смажь, чтобы  дверь не скрипела на тризне,

мы стаканы нальем для  вбивающих с верою гвоздь.

Отыграют без нас, оттрубят ноты давней картины,

черной краской пройдутся по цвету  чужого холста,

и замедлится вальс, доплетая судьбы паутину,

хлебной коркой на блюдце закончится шаг у креста.

Возвращаться так больно назад, ведь истекшее время

стало пеплом костра, догоревшего ровно за миг,

как доиграна роль, и престижная "премия Грэмми"

трубачам вручена, не покинувшим старенький бриг.

Так знаком антураж заплутавшим в тавернах портала,

ждущим новой отправки своих боевых кораблей.

Не труби медный марш, я сегодня немного устала,

допиваю остатки под холодом звездных огней.

© Copyright: Марина Гербер, 2011

Стылость пальчиков

«Холодно, сумрачно, призрачно, слякотно - мир прилагательный в капельках лжи…»
Синее небо, обманом зажатое, ветер неволи в сугробах дрожит..
Тонкие стенки бокала бездонного, острые грани впадающих слов,
Миг откровенья - касанье безмолвное дальнего  пламени новых костров.

Зябко душе в пустоте, нервность пальчиков, стынь одиночества – краткий сезон,
По половицам беспечности... мячиком... катится лунная тень под уклон.
Слепки надежды, протертые фалдами, больше не дарят свою новизну,
Крошево, месиво, новой шарадою падает день в снеговую казну.

Снег не отбелит пороки бездушности , ветер не слижет застывшую боль,
Капля за каплей в обитель послушницы, скрыта от взгляда ночная юдоль.
Лесенки  памяти, белой, с пролетами, прошлое в них исчезает, как дым.
Все возвратится… застыв над киотами, мир причастится вином вековым.

Сильвериновый взгляд Греты Гарбо

Безвозвратная драма минут,

колыхание штор,

к ним седая кочует луна

в бесконечности снов на Манхеттен.

Снова время сомкнуло свой круг,

рампы свет и: «Мотор»-

сильвериновым взглядом она

смотрит в вечность сквозь дым сигареты.

Леденящие душу ветра

одиноких пустынь

на ресницы в слезах упадут,

где на кончиках пепел забвенья.

И мольба, от темна до темна:

«Здесь талант – господин!», 

сердцу давший когда-то приют,

а усталой душе вдохновенье.

Твой ночник, как предвестник разлук...

Не досмотрены сны.

Бесконечная драма минут,

что за кадром осталась незрима.

Вновь приподнят к софитам мундштук

в знак протеста зимы,

те же линии чувственных губ,

и надежда колечками дыма.

Луна гнедая в лучиках ресниц

Апатия... Вселенская тоска….

Застыло время в силуэте строчек, 

В дверях межмирья крепкая доска - 

Мореный дуб с вкрапленьем нервных точек. 

Змеится кровь, теряя жизни суть, 

В размытых красках прошлого познанья, 

А небеса вбирают ветра грусть 

Под отзвуки земного причитанья. 

Луна гнедая в лучиках ресниц 

В тоске ночей скользит янтарным бризом 

И привлекает звездочек-блудниц, 

Стекая льдом в законченность репризы. 

Застыло время - памяти панно 

Уложено в измятую страницу. 

На переплавке вечности звено, 

Стремится ввысь израненная птица.

Мысленный грог

От рыжего солнца, что падает навзничь,

от стылых глазниц позабытого завтра -

дыхание ветра... В публичности казни

закончился день и кровавая жатва.

Алтарь заливается мысленным грогом

души, уходящей в миры не из книжек,

а тело, бредущее вдаль за пророком,

устало до черта от проб и ошибок.

Касание веры от низа до верха,

молчания прожиг на мертвенной коже

под пальцами тощими нервного клерка

остался лишь в памяти нищих прохожих.

Жизнь втиснута в стены парадных подъездов,

в изгибы перил, уходящие в лету…

Голгофа, тонувшая в криках из бездны,

потомкам без истины кажется эхом,

но дарится хлеб потерявшим надежду,

глотками вина - обнаженная правда,

сердечные ритмы под черной одеждой -

молитвы, несущие в серое завтра.

Мир согнут веками, привычная скорость

расправить душе не дает больше крылья,

но падает память, как брошенный хворост,

в последний очаг, запорошенный пылью.

Время безликого инея

Уходя - уходи без оглядки,

в проветренных улицах

не найти красоты безмятежной,

закрыты двери,

вновь промокшими станут перчатки,

а день простудится,

BMW тормознет, и потешно

мигнет безверье.

Скрипнет мост под лавиною снега, 

но старые мельницы

продолжают свой ход по инерции,

ветер в спину,

взмах крыла… над обрывом… с разбега,

пусть курс твой изменится,

так уверенно треплет инверсией

время сплина.

Для безумных оно не сгорает…

обвалами памяти

не заснежит вчерашнего имени,

вниз не сбросит.

Тем, кто ходит по самому краю

истоптанной паперти,

кинет горстку безликого инея

в знак вопроса.

Бесконечна зима

Бесконечна зима…Только нежность зовет за собою. 

Помнишь, как мы играли со звездами прожитых лет,

собирая на счастье узоры, а холод стеною

отражался в глазах, но мы шли на бликующий свет.

Мы стирали обиды, умели прощать и прощаться,

возвращаясь в исходную точку фатальных побед,

тени прошлого падали вниз, продолжая качаться

на невидимых нитях судьбы, не давая ответ.

Времена, закрепленные словом на стыках межмирья,

не тревожат своей пустотой замороженных ран,

тут вражда и любовь источают забвение смирны,

и годами молчит одиночества темный экран.

Но опять и опять нежность неба зовет за собою,

рассыпается сложенный звездами калейдоскоп,

я уже никуда не спешу бесконечной зимою…

Тихо падает снег, устилая дорогу нон-стоп.

Призвание

Вуаль зари, дыханье ночи…
Едва мелькнув, истает тенью.
Все это женщина… а впрочем,
Ты ловишь сонмом ощущений

ее манящие черты.

Легка как бриза дуновенье.
Горячим восковым желаньем
Коснется лаской на мгновенье,
Оплавив краешек познанья

оков вселенской суеты.

И в талой дымке флер волнений.
Неуловимостью томленья
По граням новых измерений
Лишь вздох душевного свеченья

вдаль ускользающей мечты.

Вуаль зари, дыханье ночи…
Ей от рождения призванье.
Все это женщина… а впрочем,
Она божественная тайна

И ангел вечной чистоты.

На выдохе горячего заката

День падает ванильным лепестком
на выдохе горячего заката
на землю … а на крыше тень Гекаты,
покинувшая лунный мир тайком,
накормит стаю сонных голубей
для нас из рук небесной божьей крошкой,
свернется ночь над домом дикой кошкой,
и в зареве раскосых янтарей
начнется танец с пламенным мечом
любви и страсти на подмостках сцены,
назначены на жизнь и смерть им цены
затравленным рассветом-палачом,
спешащим снова занавес прикрыть,
как будто бы назло таланту мая,
но в изумрудах катится нагая
роса июня, что на вдохе крыл
поднимет небо с краешка земли…
и снова лава жаркого* заката
наполнит души нежностью легато
и вечною рапсодией любви...

Жаркий* — оранжевый, насыщенно-оранжевый.

© Copyright: Марина Гербер, 2010
Свидетельство о публикации №11006080251

Время титров

Отклик  на: Алекс Рудов
            http://www.stihi.ru/2011/03/05/4032

 

Растворяется круг, и на глянце застывшие тени
отразят долгий миг "навсегда" многоликой природы,
первой капли удар по земле - безвозвратность потери
тихой святости дня, унесенной внезапным уходом.

Тихо умер сэнсей, но по листьям распятья земного
время снова вернется туда, где ветра моросили
в  пустоту между тающих льдов под бескровной луною,
а рожденные капли в прозрачности юной – бессильны.

Отражают  поникшие ветви весеннего сада,
где зима лепестковая пишет навязчиво титры,
растворяется в круге бессмертья вся горечь осадка,
и смыкаются волны разлуки над памятью… тихо.

© Copyright: Марина Гербер, 2011
Свидетельство о публикации №11104010025